|
Стр. 3
53254/99). В деле "Сташайтис против Литвы" Европейский суд
отметил, тем не менее, что "отсутствие указания на основания
принятия судебными органами решений о продлении срока содержания
под стражей может не соответствовать принципу защиты от произвола,
закрепленному в пункте 1 статьи 5" (см. Постановление Европейского
суда по делу "Сташайтис против Литвы" ({Stasaitis} v. Lithuania)
от 21 марта 2002 г., жалоба N 47679/99, з 67).
136. Европейский суд отметил, что Верховный суд Российской
Федерации не указал основания принятия решения об оставлении
заявителя под стражей. Кроме того, Верховный суд не установил
сроки содержания под стражей или пересмотра вопроса о содержании
под стражей областным судом. Это привело к тому, что областной суд
вынес новое Постановление только через год, 15 августа 2002 г., и
Верховный суд Российской Федерации подтвердил это решение в
последней инстанции в январе 2003 г. Если оставить в стороне
параллельное движение дела заявителя (см. ниже), обнаруживается,
что более одного года заявитель оставался в состоянии
неопределенности относительно оснований содержания его под стражей
после 8 августа 2001 г. Неуказание Верховным судом Российской
Федерации оснований принятия своего решения тем более заслуживает
сожаления потому, что заявитель к тому моменту провел два года и
шесть месяцев под стражей без обоснованного судебного решения, в
котором были бы подробно изложены основания содержания его под
стражей.
137. При данных обстоятельствах Европейский суд счел, что
Решение Верховного суда Российской Федерации от 8 августа 2001 г.
не соответствовало требованиям ясности, предсказуемости и защиты
от произвола, которые в совокупности являются важнейшими
элементами "законности" содержания под стражей по смыслу пункта 1
статьи 5 Конвенции.
138. Оставалось установить, могло ли Постановление
Владимирского областного суда от 15 августа 2002 г., оставленное
без изменения судом кассационной инстанции 23 января 2003 г.,
являться "законным" основанием содержанием заявителя под стражей в
период с 8 августа по 4 сентября 2001 г.
139. Как было отмечено выше, Постановление от 15 августа 2002
г. было вынесено более чем через год после истечения срока
содержания под стражей, который оно легализировало. Власти
Российской Федерации не указали каких-либо правовых норм,
допускавших вынесение решения о продлении срока содержания под
стражей задним числом. Напротив, общие положения habeas corpus
требовали от начальника пенитенциарного учреждения освободить
заключенного, как только истек установленный в соответствии с
законом срок содержания его под стражей, если нет постановления о
продлении этого срока (статья 11 УПК РСФСР).
140. Такого же мнения придерживался и Конституционный суд
Российской Федерации, признавший, что российское законодательство
не содержало "положений, позволявших суду принимать решение о
продлении срока содержания подсудимого под стражей после истечения
установленного срока, так как в этом случае подсудимый некоторое
время содержится под стражей без соответствующего судебного
решения (см. выше з 56).
141. Следовательно, содержание заявителя под стражей в той
части, в которой оно было основано на судебном решении, принятом в
отношении истекшего периода, не являлось "законным" по
национальному законодательству.
142. Кроме того, Европейский суд счел, что любая ex post facto
легализация содержания под стражей не соответствует "праву на
личную безопасность", так как в ней неизбежно присутствует элемент
произвола. Позволить заключенному содержаться под стражей без
судебного решения, в котором приведены конкретные основания, и не
установив конкретный срок содержания под стражей, означает
нарушить статью 5 Конвенции, которая признает заключение под
стражу исключительным отступлением от права на свободу, допустимым
в строго определенных и исчерпывающе перечисленных случаях.
143. Поэтому Европейский суд счел, что имело место нарушение
пункта 1 статьи 5 Конвенции вследствие содержания заявителя под
стражей в период с 8 августа по 4 сентября 2001 г.
e) Содержание под стражей в период с 4 сентября 2001 г. по 9
января 2002 г.
144. Далее Европейский суд отметил, и стороны это не
оспаривали, что между днем истечения установленного срока
содержания под стражей, 4 сентября 2001 г., и днем вынесением
Владимирским областным судом Решения по ходатайству об
освобождении, 9 января 2002 г., не действовало ни одного
постановления (вынесенного прокурором или судьей),
санкционировавшего содержание заявителя под стражей. Стороны также
согласись в том, что в этот период заявитель содержался под
стражей на основании того, что уголовное дело против него было
передано для рассмотрения в компетентный суд.
145. Власти Российской Федерации утверждали, что содержание
заявителя под стражей было законным, так как оно соответствовало
материальным и процессуальным нормам уголовно-процессуального
законодательства. Областной суд не был обязан продлить срок
содержания заявителя под стражей или иным образом утверждать его.
146. Европейский суд уже неоднократно рассматривал и находил
нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в делах, касающихся практики
содержания подсудимых под стражей единственно на том основании,
что обвинительное заключение было передано в компетентный суд для
рассмотрения дела (см. упоминавшееся выше Постановление
Европейского суда по делу "Барановский против Польши", з 53 - 58;
упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Йечюс
против Литвы", з 60 - 64). Европейский суд установил, что практика
содержания подсудимых под стражей без конкретных правовых
оснований или ясных правовых норм, регулирующих их положение, в
результате чего они могут быть неограниченное время лишены свободы
без судебной санкции, не соответствует принципам правовой
определенности и защиты от произвола, которые красной нитью
проходят через Конвенцию и принцип верховенства права (там же).
147. Европейский суд не увидел причин для другого вывода в
настоящем деле. По общему признанию, в отличие от польского
законодательства, в котором в соответствующее время не были
закреплены сроки содержания под стражей после направления
обвинительного заключения в суд (см. упоминавшееся выше
Постановление Европейского суда по делу "Барановский против
Польши", з 31 - 35, особенно последний пункт Резолюции Верховного
суда Польши от 6 февраля 1997 г.), в российском уголовно-
процессуальном законодательстве такой срок установлен. В течение
14 дней после получения материалов дела судья должен определить,
готово ли дело для судебного рассмотрения, и, если готово, то он
назначает судебное заседание и принимает решение об освобождении
подсудимого из-под стражи или продлении срока содержания его под
стражей (см. выше з 91 и 94). Таким образом, срок содержания под
стражей без постановления суда ограничен 14 днями, по крайней
мере, теоретически.
148. Однако Европейский суд не считал, что установление в
российском законодательстве срока действительно отличает настоящее
дело от дел "Барановский против Польши" и "Йечюс против Литвы".
149. Во-первых, чтобы содержание под стражей отвечало стандарту
"законности", оно должно иметь правовое основание в национальном
законодательстве (см. выше з 124). Власти Российской Федерации,
тем не менее, не указали ни одной правовой нормы, позволявшей
оставлять обвиняемого под стражей после истечения установленного
срока содержания под стражей. Европейский суд отметил, что в
соответствии с Конституцией Российской Федерации и уголовно-
процессуальным законодательством правом избрания в качестве меры
пресечения заключения под стражу или продления срока содержания
под стражей обладали прокуроры и суды (см. выше з 78). Исключений
в этом правиле не допускалось и не предусматривалось, независимо
от продолжительности содержания под стражей. Как было отмечено
выше, в рассматриваемый период не действовало ни одного
постановления прокурора или суда, санкционировавшего содержание
заявителя под стражей. Следовательно, заявитель попал в правовой
вакуум, не регулируемый национальным законодательством.
150. Кроме того, в настоящем деле, в котором Владимирский
областной суд более четырех месяцев принимал решение по мере
пресечения, на практике не был соблюден 14-дневный срок. Власти
Российской Федерации не представили никаких объяснений этой
задержки.
151. Следовательно, в период с 4 сентября 2001 г. по 9 января
2002 г. не действовало ни одного решения национальных органов или
иного "правового" основания для содержания заявителя под стражей.
Сам по себе тот факт, что дело было направлено для рассмотрения в
суд, не являлся "правовым" основанием, по смыслу пункта 1 статьи 5
Конвенции, для содержания заявителя под стражей. Таким образом,
имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении
этого периода.
f) Содержание под стражей в период с 9 января по 13 марта 2002
г.
152. Европейский суд отметил, что 9 января 2002 г. Владимирский
областной суд назначил первое судебное заседание и отклонил
ходатайство заявителя об освобождении. Областной суд оставил под
стражей заявителя и остальных подсудимых по делу ввиду тяжести
предъявленных им обвинений.
Принимая это решение, суд действовал в рамках своей
компетенции, и ничто не позволяет предположить, что его решение
было незаконным или недействительным по национальному
законодательству. Вопрос о том, были достаточными и относимыми
мотивы вынесения решения, анализируется ниже при рассмотрении
вопроса о соблюдении пункта 3 статьи 5 Конвенции. В Решении по
делу "Сташайтис против Литвы" Европейский суд согласился, что
аналогичное решение суда соответствовало требованиям пункта 1
статьи 5 Конвенции. Ничто в настоящем деле не приводит к иному
выводу.
153. Европейский суд признал: пункт 1 статьи 5 Конвенции не был
нарушен вследствие содержания заявителя под стражей в период с 9
января по 13 марта 2002 г.
g) Содержание под стражей в период с 13 марта по 12 сентября
2002 г.
154. Европейский суд отметил, что 13 марта 2002 г. Владимирский
областной суд установил некоторые процессуальные недостатки и
вернул дело в прокуратуру для их исправления. Суд продлил срок
содержания заявителя под стражей на неопределенное время.
Заявитель обжаловал это решение, утверждая, в частности, что
следователи уже использовали все время, разрешенное для содержания
под стражей "при расследовании преступлений", и дальнейшее
продление срока содержания под стражей было не допустимо. 12
сентября 2002 г. Верховный суд отменил решение областного суда по
процессуальным основаниям, не рассматривая доводы заявителя,
относящиеся к законности содержания под стражей.
155. Европейский суд заметил, что нормы, регулирующие
заключение под стражу в рассматриваемое время, допускали
содержание под стражей "при расследовании преступлений" в течение
18 месяцев плюс шесть месяцев, если суд сочтет, что обвиняемым
требовалось дополнительное время для ознакомления с материалами
дела, а также еще один месяц, санкционируемый прокурором, если
дело было возвращено для дополнительного расследования (см. выше з
82 - 85).
156. Обращаясь к настоящему делу, Европейский суд отметил, что
18-месячный срок содержания под стражей "при расследовании
преступлений" истек 4 апреля 2001 г. <*> После этого прокурор
продлил срок содержания под стражей до 4 мая 2001 г., а затем суд
использовал свое право дальнейшего продления и продлил его на
четыре месяца, до 4 сентября 2001 г. Следовательно,
государственные органы исчерпали законные возможности продления
срока содержания под стражей "при расследовании" преступлений. При
данных обстоятельствах, в соответствии с национальным
законодательством дальнейшее продление срока было невозможно.
--------------------------------
<*> Заявитель был заключен под стражу 22 января 1999 г., и к 4
апреля 2001 г. он провел под стражей уже 2 года, 2 месяца и 13
дней. Тем не менее в срок содержания под стражей "при
расследовании преступлений" не входил период с 21 июня 2000 г. по
28 февраля 2001 г., когда дело технически было "на рассмотрении в
суде".
157. Власти Российской Федерации не указали правовых норм,
позволявших содержать заявителя под стражей после истечения
вышеуказанных сроков. Европейский суд отметил, что Решение
областного суда от 13 марта 2002 г. было чрезвычайно лаконично в
части, касающейся вопроса о содержании под стражей, и не содержало
ссылок на правовые нормы, допускавшие дальнейшее продление срока
содержания заявителя под стражей. Следовательно, это Решение не
предоставляло достаточной защиты от произвола и не удовлетворяло
стандарту "законности", закрепленному в пункте 1 статьи 5
Конвенции.
158. Поэтому Европейский суд признал, что имело место нарушение
пункта 1 статьи 5 Конвенции вследствие содержания заявителя под
стражей в период с 13 марта по 12 сентября 2002 г.
h) Содержание под стражей в период с 12 сентября по 18 ноября
2002 г.
159. Европейский суд отметил, что 12 сентября 2002 г. Верховный
суд Российской Федерации поручил Владимирскому областному суду
продолжить рассмотрение дела и подтвердил, что подсудимые должны
были оставаться под стражей. Следовательно, с этого момента
содержание заявителя под стражей было содержанием под стражей "при
рассмотрении дела в суде".
В этой связи следовало напомнить, что к 13 марта 2002 г.,
последнему дню предыдущего периода содержания заявителя под
стражей "во время рассмотрения дела в суде", заявитель уже
содержался под стражей "во время рассмотрения дела в суде" в
течение шести месяцев и нескольких дней (начиная с момента
направления дела в суд в сентябре 2001 г.). В то время эта
ситуация не была незаконной по национальному праву, так как
шестимесячный срок содержания под стражей "при рассмотрении дела в
суде", установленный в УПК РСФСР, не применялся к подсудимым,
которые, подобно заявителю, обвинялись в совершении особо тяжких
преступлений (см. выше з 87).
Однако к моменту вынесения Верховным судом Российской Федерации
12 сентября 2002 г. решения об оставлении заявителя под стражей
"во время рассмотрения дела в суде" уже вступил в силу УПК
Российской Федерации. После истечения первоначальных шести месяцев
он требовал от суда вынесения отдельного решения о продлении срока
содержания под стражей "во время рассмотрения дела в суде" (см.
выше з 88).
160. Власти Российской Федерации утверждали, что Решение
Верховного суда Российской Федерации охватывало содержание
заявителя под стражей до 7 октября 2002 г., когда материалы дела
поступили в областной суд, а далее содержание под стражей было
основано на том, что первое судебное заседание было назначено на
18 ноября 2002 г. Приняв ради довода объяснение властей Российской
Федерации, Европейский суд счел, что в таком случае содержание
заявителя под стражей после 7 октября 2002 г. не соответствовало
пункту 1 статьи 5 Конвенции, так как Решение Верховного суда
Российской Федерации от 12 сентября 2002 г. перестало применяться,
а других постановлений о продлении срока содержания под стражей
вынесено не было. В связи с этим Европейский суд сослался на свои
выводы, содержащиеся в з 146 - 151 (см. выше), относительно
аналогичного периода содержания под стражей, и отметил, что УПК
Российской Федерации, к сожалению, унаследовал от УПК РСФСР
отсутствие ясных норм, регулирующих положение лица, содержащегося
под стражей, после направления его дела в суд.
161. В любом случае объяснение властей Российской Федерации не
удовлетворило Европейский суд. Европейский суд заметил, что 18
ноября 2002 г. областной суд продлил срок содержания заявителя под
стражей "еще на три месяца, до 3 декабря 2002 г.". Эта
формулировка, в обратном смысле, подразумевает, что областной суд
не считал ни Решение Верховного суда Российской Федерации от 12
сентября 2002 г., ни тот факт, что он получил материалы дела 7
октября 2002 г., правомерными основаниями для содержания заявителя
под стражей, и что он чувствовал себя обязанным обеспечить другое
основание для содержания заявителя под стражей в течение
предшествующих двух месяцев и трех недель.
162. По мнению Европейского суда, Решение Владимирского
областного суда от 18 ноября 2002 г. представляло собой признание
того, что для содержания заявителя под стражей в предшествующий
период не было достаточно ясного правового основания. Поэтому
заявителю не была предоставлена достаточная защита от произвола,
обеспечивавшая соблюдение пункта 1 статьи 5 Конвенции. Решение
Владимирского областного суда от 18 ноября 2002 г. не могло
исправить отсутствие "правового" основания в предыдущий период,
так как оно не соответствовало ни национальному законодательству,
ни гарантиям, закрепленным в Конвенции, так как было вынесено
задним числом (см. выше з 139 - 142). В любом случае Решение от 18
ноября 2002 г. было впоследствии отменено Верховным судом
Российской Федерации ввиду несоблюдения областным судом
процессуальных требований (см. ниже).
163. Соответственно, Европейский суд признал, что имело место
нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции вследствие содержания
заявителя под стражей в период с 12 сентября по 18 ноября 2002 г.
i) Содержание под стражей в период с 18 ноября по 4 декабря
2002 г.
164. Европейский суд отметил, что 18 ноября 2002 г.
Владимирский областной суд, заседая в составе одного судьи, вынес
Постановление о продлении срока содержания заявителя под стражей
до 3 декабря 2002 г. Заявитель утверждал, в частности, что
содержание его под стражей с 3 декабря по 4 декабря 2002 г., когда
Владимирский областной суд в очередной раз продлил срок содержания
под стражей, не было основано на каком-либо судебном решении, и
поэтому было незаконным.
165. Европейский суд напомнил: чтобы содержание под стражей
было "законным" по смыслу пункта 1 статьи 5 Конвенции, оно должно
соответствовать материальным и процессуальным нормам национального
законодательства (см. выше з 124).
Европейский суд отметил, что Постановление Владимирского
областного суда от 18 ноября 2002 г. было отменно Верховным судом
Российской Федерации 21 мая 2005 г., так как оно было вынесено
судом в неполном составе в нарушение российского уголовно-
процессуального законодательства. Это указывает на то, что суд,
заседавший в составе одного судьи, не был полномочен выносить
постановление о продлении срока содержания заявителя под стражей,
а также что Постановление от 18 ноября 2002 г. было
недействительным ab initio (см. выше з 129).
Следовательно, Постановление от 18 ноября 2002 г. не являлось
"законным" основанием для содержания заявителя под стражей после
этой даты.
166. В отсутствие других решений, которые могли бы послужить
"законным" основанием для содержания заявителя под стражей в
период до 4 декабря 2002 г., Европейский суд признал, что имело
место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции вследствие содержания
заявителя под стражей в период с 18 ноября по 4 декабря 2002 г.
3. Выводы
167. Европейский суд признал, что пункт 1 статьи 5 Конвенции не
был нарушен в отношении периодов содержания заявителя под стражей
с 4 мая по 8 августа 2001 г. и с 9 января по 13 марта 2002 г.
168. Европейский суд признал, что имело место нарушение пункта
1 статьи 5 Конвенции в отношении периодов содержания заявителя под
стражей с 8 августа 2001 г. по 9 января 2002 г. и с 13 марта по 4
декабря 2002 г.
III. Предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции
169. Ссылаясь на пункт 3 статьи 5 Конвенции, заявитель
жаловался, что содержание его под стражей было чрезмерно долгим.
Пункт 3 статьи 5 Конвенции гласит:
"Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с
подпунктом "c" пункта 1 настоящей статьи... имеет право на
судебное разбирательство в течение разумного срока или на
освобождение до суда...".
1. Доводы сторон
170. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель
должен был оставаться под стражей, так как он был иностранным
гражданином, обвиненным в совершении особо тяжкого преступления. У
него не было постоянного места жительства в Российской Федерации,
поэтому он мог скрыться от правосудия в случае освобождения.
171. Заявитель отметил, что постановления о продлении срока
содержания его под стражей повторяли друг друга и чаще всего не
содержали конкретных оснований, ввиду которых было необходимо
держать его под стражей.
2. Мнение Европейского суда
a) Принципы, установленные в прецедентном праве Европейского
суда
172. В соответствии с прецедентным правом Европейского суда
вопрос о том, был ли срок содержания под стражей разумным, не
может оцениваться in abstracto. Вопрос о разумности содержания
обвиняемого под стражей должен оцениваться в каждом случае в
соответствии с конкретными чертами отдельного дела. Длительное
содержание под стражей может быть оправдано, только если имеются
конкретные указания на реальную необходимость защиты общественных
интересов, которые, несмотря на презумпцию невиновности,
перевешивают принцип уважения индивидуальной свободы.
В первую очередь на национальные судебные органы возлагается
обязанность обеспечивать, чтобы срок содержания под стражей
обвиняемого не превышал разумные пределы. Для этого они должны
изучить все факты, свидетельствующие за или против реальной
необходимости защиты общественных интересов, оправдывающей, с
учетом принципа презумпции невиновности, отступление от принципа
уважения индивидуальной свободы, и изложить их в своих решениях об
отклонении ходатайств об освобождении. Европейский суд призван
решать вопрос о том, имело ли место нарушение пункта 3 статьи 5
Конвенции или нет, главным образом, на основе мотивов, приведенных
в этих решениях и достоверных фактов, упомянутых заявителем в его
жалобах (см. упоминавшееся выше Постановление Большой палаты
Европейского суда по делу "Лабита против Италии", з 152).
173. Доводы в пользу или против освобождения не должны быть
"общими и абстрактными" (см. Постановление Европейского суда по
делу "Смирновы против Российской Федерации" (Smirnova v. Russia),
жалобы N 46133/99 и 48183/99, з 63, ECHR 2003-IX). Если
законодательством предусмотрена какая-либо презумпция в отношении
факторов, относящихся к основаниям продления срока содержания под
стражей, существование конкретных фактов, перевешивающих принцип
уважения индивидуальной свободы, должно быть убедительно
продемонстрировано (см. Постановление Европейского суда по делу
"Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria) от 26 июля 2001
г., жалоба N 33977/96, з 84 in fine).
174. Наличие разумного подозрения в отношении задержанного лица
в совершении им преступления является условием sine qua non
законности продления срока содержания под стражей, но по истечении
определенного времени оно больше не является достаточным. В таких
случаях Европейский суд должен установить, продолжали ли другие
основания, приведенные судебными органами, оправдывать лишение
лица свободы. Если такие основания были "относимыми" и
"достаточными", Европейский суд должен выяснить, проявили ли
компетентные национальные органы "особое усердие" при рассмотрении
этого вопроса (см. упоминавшееся выше Постановление Большой палаты
Европейского суда по делу "Лабита против Италии", з 153).
b) Применение указанных принципов к настоящему делу
175. Заявитель содержался под стражей с 22 января 1999 г.,
когда его поместили под стражу, до 28 мая 2004 г., когда он был
освобожден. Общая продолжительность содержания под стражей
составляла, таким образом, пять лет, четыре месяца и шесть дней.
Однако Европейский суд не потерял из виду тот факт, что в периоды
с 8 августа 2001 г. по 9 января 2002 г. и с 13 марта 2002 г. по 4
декабря 2002 г. содержание заявителя под стражей не
соответствовало пункту 1 статьи 5 Конвенции.
176. Европейский суд согласился, что изначально содержание
заявителя под стражей было оправдано разумным подозрением, что он
был причастен к обороту наркотических веществ. Как было отмечено в
Решении Ленинского районного суда г. Владимира от 28 декабря 1999
г., на данной стадии процесса необходимость обеспечить проведение
расследования и не позволить заявителю скрыться (учитывая его
иностранное гражданство и постоянное место жительство за пределами
Российской Федерации) оправдывала содержание его под стражей.
177. Однако с течением времени эти основания неизбежно
становились все менее и менее существенными. Соответственно,
национальные органы были обязаны более подробно проанализировать
именно ситуацию, в которой находится заявитель, и указать более
конкретные причины оставления его под стражей.
Власти Российской Федерации утверждали, что суды оценили
вероятность, что заявитель скроется от правосудия, на основе его
иностранного гражданства и отсутствия постоянного места жительства
в Российской Федерации. Однако, вопреки утверждению властей
Российской Федерации, после направления дела заявителя в суд в
первый раз, в июне 2000 г., эти конкретные причины не были
упомянуты ни в одном из постановлений о продлении срока содержания
под стражей.
178. Далее Европейский суд отметил, что национальные органы ни
разу не рассматривали вопрос о том, не превысил ли срок содержания
заявителя по стражей "разумные пределы". Необходимость в таком
анализе должна была стать особенно заметной после того, как
заявитель провел под стражей более двух лет, и истекли все
дозволенные национальным законодательством сроки содержания под
стражей (см. выше з 156 et seq).
179. С момента начала судебного разбирательства Владимирский
областной суд продлевал срок содержания заявителя под стражей семь
раз. Первые три постановления о продлении срока содержания под
стражей были впоследствии отменены Верховным судом Российской
Федерации на том основании, что они были вынесены неполным
составом суда. Во всех постановлениях в качестве главного
основания для продления срока содержания под стражей приводилась
тяжесть предъявленных заявителю обвинений. В двух последних
постановлениях упоминались также "достаточные основания полагать,
что подсудимый скроется от правосудия".
Кроме того, в пяти постановлениях (вынесенных в период с 18
ноября 2002 г. по 28 августа 2003 г.) упоминалась необходимость
"обеспечивать... исполнение приговора". Европейский суд отметил,
что это основание для содержания под стражей предусмотрено только
в подпункте "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции, который регулирует
содержание под стражей лица, "осужденного компетентным судом".
Однако в настоящем деле заявитель не был осужден, и ссылка
национальных судов на это основание являлась предрешением дела по
существу, представлением осуждения в качестве единственно
возможного исхода рассмотрения дела.
180. Европейский суд согласился, что тяжесть предъявленных
обвинений важна для оценки опасности, что обвиняемый скроется от
правосудия. Учитывая тяжесть предъявленного заявителю обвинения,
государственные органы могли разумно предположить, что такая
опасность была установлена. Однако Европейский суд неоднократно
признавал, что тяжесть предъявленных обвинений сама по себе не
может служить оправданием длинных периодов содержания под стражей
(см. Постановление Европейского суда по делу "Панченко против
Российской Федерации" (Panchenko v. Russia) от 8 февраля 2005 г.,
жалоба N 45100/98, з 102, Постановление Европейского суда по делу
"Горал против Польши" (Goral v. Poland) от 30 октября 2003 г.,
жалоба N 38654/97, з 68; упоминавшееся выше Постановление
Европейского суда по делу "Илийков против Болгарии", з 81).
Это тем более относится к делам вроде настоящего, в которых
квалификация фактов (и, соответственно, наказания, которое грозило
заявителю) осуществлялась прокуратурой, а суд не рассмотрел вопрос
о том, подтверждали ли полученные доказательства разумное
подозрение, что заявитель якобы совершил преступление.
Действительно, Европейский суд заметил, что заявитель был
освобожден из-под стражи только после того, как прокуратура
переквалифицировала его действия. Кроме того, менее чем через
месяц после освобождения заявителя прокуратура решила отвести
большую часть обвинений против него, и суд оправдал заявителя в
отношении оставшихся обвинений.
181. По поводу опасности, что заявитель скрылся бы от
правосудия, Европейский суд напомнил, что такая опасность не может
быть оценена на основании одной лишь тяжести предъявленных
обвинений. Она должна оцениваться с учетом ряда других важных
факторов, которые могут как подтвердить наличие такой опасности,
так и представить ее настолько незначительной, что она не могла бы
оправдать содержание под стражей во время рассмотрения дела в суде
(см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу
"Панченко против Российской Федерации", з 106; Постановление
Европейского суда по делу "Летеллье против Франции" (Letellier v.
France) от 26 июня 1991 г., Series A, N 207, з 43). В настоящем
деле в решениях национальных органов не указывались причины, по
которым они, несмотря на доводы, представленные заявителем в
поддержку его ходатайств об освобождении, считали решающим то, что
он мог скрыться от правосудия. Решения национальных органов просто
намекали на существование "достаточных оснований полагать, что
обвиняемые скроются", не указывая на действительные основания их
вынесения. Европейский суд признал неустановленным существование
такой опасности.
182. Наконец, Европейский суд заметил, что в течение всего
периода содержания заявителя под стражей государственные органы не
рассмотрели возможность обеспечения его присутствия на судебных
заседаниях путем избрания другой меры пресечения (например, залога
или подписки о невыезде), которые прямо предусмотрены российским
законодательством для обеспечения нормального рассмотрения
уголовных дел (см. выше з 77).
183. В данном контексте Европейский суд хотел бы подчеркнуть,
что в соответствии с пунктом 3 статьи 5 Конвенции государственные
органы обязаны рассмотреть альтернативные меры обеспечения явки
подсудимого в суд при вынесении решения о том, должен ли
подсудимый быть освобожден или заключен под стражу. Действительно,
данное положение не только провозглашает право на "судебное
разбирательство в разумный срок или освобождение до суда", но и
устанавливает, что "освобождение может быть обусловлено
предоставлением гарантий явки в суд" (см. Постановление
Европейского суда по делу "Сулаойя против Эстонии" (Sulaoja v.
Estonia) от 15 февраля 2005 г., жалоба N 55939/00, з 64 in fine;
Постановление Европейского суда по делу "Яблоньский против Польши"
(Jablonski v. Poland) от 21 декабря 2000 г., жалоба N 33492/96, з
83).
184. Учитывая, что рассмотрение дела заявителя в суде долго не
могло начаться из-за событий, не связанных с его поведением (см.
ниже параграф 188), государственные органы должны были либо
рассмотреть возможность применения таких альтернативных мер, либо
как минимум объяснить в своих решениях, почему эти альтернативные
варианты не могли обеспечить нормальное движение дела. Этот
недостаток тем более необъясним, что УПК Российской Федерации
прямо требует от судов отдавать предпочтение менее ограничивающим
мерам пресечения как альтернативе заключению под стражу (см. выше
з 80).
185. В целом Европейский суд признал, что решения национальных
судов не были основаны на анализе всех имевшихся фактов. Они не
приняли во внимание такие доводы в пользу освобождения заявителя,
как ухудшение состояния здоровья и семейные связи в области.
Предметом озабоченности Европейского суда было также то, что
власти Российской Федерации настойчиво использовали стереотипную
формулировку для обоснования решений о продлении срока содержания
под стражей: Владимирский областной суд воспроизвел один и тот же
текст объемом в один абзац дословно в пяти постановлениях,
вынесенных в период с 18 ноября 2002 г. по 28 августа 2003 г., и
незначительно измененную версию в двух следующих постановлениях.
186. Кроме того, в настоящем деле Европейский суд обратил
внимание на установившуюся практику вынесения коллективных
постановлений о продлении срока содержания под стражей в отношении
нескольких обвиняемых одновременно, при этом игнорировались личные
обстоятельства отдельных заключенных. По мнению Европейского суда,
эта практика сама по себе не соответствует гарантиям, закрепленным
в пункте 3 статьи 5 Конвенции, постольку поскольку она
предполагала продление срока содержания под стражей группы лиц (в
том числе заявителя) без оценки оснований или соблюдения
требования "разумного срока" в отношении каждого члена группы
индивидуально.
187. Учитывая все вышесказанное, Европейский суд счел, что не
рассмотрев конкретные факты или возможность применения
альтернативных "мер пресечения" и опираясь главным образом на
тяжесть предъявленных обвинений, государственные органы продлевали
срок содержания заявителя под стражей на основаниях, которые не
могли считаться "относимыми и достаточными".
188. Этот вывод, как правило, освобождает Европейский суд от
обязанности устанавливать, проявили ли национальные органы "особое
усердие" в осуществлении процесса. Однако в настоящем деле
Европейский суд не мог не отметить, что перерывы в процессе
неоднократно происходили по вине государственных органов. Таким
образом, суд не мог серьезно начать рассмотрение дела с июня 2000
г. по апрель 2001 г., так как прокуратура не обеспечивала перевод
обвинительного заключения на таджикский язык, родной язык семерых
обвиняемых. После того как этот недостаток был исправлен,
национальные суды не могли прийти к единому мнению по вопросу о
том, нарушали ли процессуальные недостатки право на защиту
непоправимым образом, и это привело к перерыву в процессе с марта
по сентябрь 2002 г. Кроме того, каждый раз, когда материалы дела
возвращались в областной суд, у того уходило много времени (от
полутора до четырех месяцев) на то, чтобы просто назначить
судебное заседание. Учитывая эти обстоятельства, Европейский суд
счел, что национальные суды не проявили "особого усердия" в
осуществлении процесса.
189. Следовательно, имело место нарушение пункта 3 статьи 5
Конвенции.
III. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции
190. Ссылаясь на пункт 4 статьи 5 Конвенции, заявитель
жаловался, что его не допустили к участию в заседаниях суда
кассационной инстанции и что суды "безотлагательно" не вынесли
решения по вопросу о законности содержания его под стражей. Пункт
4 статьи 5 Конвенции гласит:
"Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения
под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом
правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если
его заключение под стражу признано судом незаконным".
1. Доводы сторон
191. По поводу рассмотрения его жалобы на Постановление
Владимирского областного суда от 28 апреля 2001 г. заявитель
утверждал, что Судебная коллегия по уголовным делам Верховного
суда Российской Федерации назначила первое заседание по
рассмотрению его жалобы только через 72 дня, что никаким образом
не является "безотлагательным" рассмотрением. После того как 9
июля 2001 г. судебное заседание было отложено, следующее заседание
было назначено на дату, до которой был еще почти месяц, что также
нельзя считать достаточно "безотлагательным" рассмотрением.
Заявитель утверждал, что неоднократные отказы Верховного суда
Российской Федерации в удовлетворении его просьб о присутствии в
заседании суда кассационной инстанции являлись нарушением
Определений Конституционного суда Российской Федерации, вынесенных
по его жалобам (см. выше з 56 и 57).
192. По поводу "безотлагательности" судебного разбирательства
власти Российской Федерации настаивали, что длительность
разбирательства была обусловлена "объективными причинами", такими
как неявка адвоката заявителя в суд, его неоднократные ходатайства
об отложении судебного заседания и подача им жалоб в вышестоящий
суд. Относительно присутствия заявителя в заседаниях суда
кассационной инстанции власти Российской Федерации утверждали, что
отказ в удовлетворении ходатайств заявителя о его участии в
судебном заседании соответствовал статье 335 Уголовно-
процессуального кодекса РСФСР, которая ограничивает список лиц,
имеющих право присутствовать в суде кассационной инстанции,
осужденными или оправданными лицами.
2. Мнение Европейского суда
a) Принципы, установленные в прецедентном праве Европейского
суда
193. Европейский суд напомнил, что пункт 4 статьи 5 Конвенции,
гарантируя лицам, лишенным свободы в результате ареста или
заключения под стражу, право на рассмотрение судом правомерности
их заключения под стражу, провозглашает также их право после
возбуждения такого процесса на безотлагательное вынесение судом
решения по вопросу о правомерности заключения под стражу и об
освобождении в случае, если заключение под стражу окажется
незаконным. Хотя он не обязывает Договаривающиеся государства
устанавливать второй уровень судебных органов для рассмотрения
вопроса о правомерности заключения под стражу, государство,
которое учреждает такую систему, должно в принципе предоставлять
заключенным такие же гарантии в кассационной инстанции, как и в
первой инстанции (см. Постановление Европейского суда по делу
"Наварра против Франции" (Navarra v. France) от 23 ноября 1993 г.,
Series A, N 273-B, з 28; Постановление Европейского суда по делу
"Тот против Австрии" (Toth v. Austria) от 12 декабря 1991 г.,
Series A, N 224, з 84). Требование "безотлагательного" вынесения
судебного решения, бесспорно, является одной из таких гарантий. В
то время как один год на рассмотрение дела в судах каждой из
инстанций может являться приблизительным правилом по делам,
связанным с пунктом 1 статьи 6 Конвенции, пункт 4 статьи 5
Конвенции, касаясь вопросов свободы, требует особой быстроты
[рассмотрения] (см. Постановление Европейского суда по делу
"Хатчисон Рейд против Соединенного Королевства" (Hutchison Reid v.
United Kingdom), жалоба N 50272/99, з 79, ECHR 2003-IV). В данном
контексте Европейский суд отметил также, что особенно необходимо
быстрое вынесение решения по вопросу о правомерности заключения
под стражу в случаях, когда судебное разбирательство
приостанавливается, потому что подсудимый должен в полном объеме
извлечь пользу из принципа презумпции невиновности (см.
Постановление Европейского суда по делу "Иловецкий против Польши"
({Ilowiecki} v. Poland) от 4 октября 2001 г., жалоба N 27504/95, з
76).
b) Обжалование Судебного решения от 28 апреля 2001 г.
194. Европейский суд отметил, что 4 и 17 мая 2001 г. заявитель
обжаловал Постановление Владимирского областного суда от 28 апреля
2001 г. о продлении срока содержания его под стражей. После того
как это Постановление было отменено в кассационном порядке, и
данный вопрос был пересмотрен областным судом, Верховный суд
Российской Федерации 23 января 2003 г. вынес окончательное
решение. В ходе того процесса Верховный суд Российской Федерации
дважды отклонял ходатайства заявителя о допуске его к участию в
судебном заседании; однако адвокат заявителя присутствовал в
заседании.
195. Европейский суд отметил, что производство по жалобе
заявителя на Постановление Владимирского областного суда от 28
апреля 2001 г. продолжалось более одного года и восьми месяцев,
пока не было вынесено окончательное решение Верховного суда
Российской Федерации. Хотя власти Российской Федерации попытались
объяснить некоторые перерывы в процессе, например, почему у
Верховного суда Российской Федерации ушло более пяти месяцев на
рассмотрение жалобы на второе Постановление Владимирского
областного суда, хотя в соответствии с национальным
законодательством любая жалоба должна была быть рассмотрена в
течение максимум двух месяцев (см. выше з 96). Власти Российской
Федерации не указали причины, по которым Верховный суд Российской
Федерации не уложился в этот срок.
В любом случае, Европейский суд считал, что никакие
исключительные обстоятельства не могли оправдать подобные
чрезмерные задержки при рассмотрении вопроса о правомерности
заключения под стражу.
196. Поэтому Европейский суд признал, что имело место нарушение
пункта 4 статьи 5 Конвенции вследствие чрезмерной
продолжительности процесса по жалобе заявителя на Постановление
областного суда от 28 апреля 2001 г. В свете этого вывода
Европейскому суду не было необходимости определять, имело ли место
нарушение пункта 4 статьи 5 также вследствие отклонения
ходатайства заявителя о допуске к участию в судебном заседании.
c) Ходатайство об освобождении от 4 сентября 2001 г.
197. Европейский суд отметил, что, после того как дело было
направлено в суд 4 сентября 2001 г., заявитель сразу же подал
ходатайство об освобождении, которое областной суд рассмотрел и
отклонил 9 января 2002 г.
198. Европейский суд заметил, что в соответствии с национальным
законодательством, действовавшим в рассматриваемое время, суд
должен был принять решение по ходатайству об освобождении в
течение 14 дней с момента получения материалов дела (статьи 223 и
223.1 УПК РСФСР, см. выше з 91 и 94). Власти Российской Федерации
не объяснили, почему эта норма не была соблюдена в случае
заявителя.
Европейский суд счел, что 125-дневный срок не может быть
признан соответствующим требованию "безотлагательности",
содержащемуся в пункте 4 статьи 5 Конвенции, тем более что
правовое основание для содержания заявителя под стражей
изменилось.
199. Соответственно, Европейский суд признал, что имело место
нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции вследствие того, что
ходатайство заявителя об освобождении от 4 сентября 2001 г. не
было рассмотрено "безотлагательно".
d) Жалобы на Судебное решение от 9 января 2002 г.
200. Европейский суд отметил, что 9 января 2002 г. Владимирский
областной суд продлил срок содержания заявителя под стражей на
время рассмотрения дела в суде. 5 февраля 2002 г. Владимирский
областной суд отложил заседание ввиду отсутствия трех подсудимых.
11 и 15 февраля 2002 г. заявитель обжаловал эти решения, повторив
в кассационной жалобе от 15 февраля 2002 г. доводы, приводившиеся
им в кассационной жалобе от 11 февраля 2002 г.
201. Заявитель утверждал, и власти Российской Федерации не
оспаривали этого, что канцелярия Владимирского областного суда не
передала его кассационные жалобы в Верховный суд Российской
Федерации.
202. Поэтому Европейский суд счел, что имело место нарушение
пункта 4 статьи 5 Конвенции вследствие очевидного нерассмотрения
национальными судами кассационных жалоб заявителя на Постановление
от 9 января 2002 г. о продлении срока содержания под стражей.
e) Жалоба на Судебное решение от 13 марта 2002 г.
203. Европейский суд отметил, что 29 апреля 2002 г. заявитель
обжаловал Постановление Владимирского областного суда от 13 марта
2002 г. о продлении срока содержания его под стражей. Жалоба была
рассмотрена Верховным судом Российской Федерации только 12
сентября 2002 г. Верховный суд Российской Федерации отклонил
ходатайство заявителя о допуске его к участию в судебном
заседании.
204. По вышеуказанным причинам Европейский суд счел, что 134-
дневный срок не соответствовал требованию "безотлагательности",
содержащемуся в пункте 4 статьи 5 Конвенции, и что имело место
нарушение этой нормы.
f) Жалобы на Судебные решения от 18 ноября и 4 декабря 2002 г.
205. Европейский суд отметил, что 22 и 26 ноября и 5 декабря
2002 г. заявитель обжаловал Постановления от 18 ноября и 4 декабря
2002 г. о продлении срока содержания его под стражей. Изначально
он утверждал, что Верховный суд Российской Федерации решил не
рассматривать его жалобы. 21 марта 2005 г., после того как его
жалоба была объявлена Европейским судом приемлемой, Верховный суд
отменил Постановления от 18 ноября и 4 декабря 2002 г. по
процессуальным основаниям. Однако заявитель утверждал, что Решение
Верховного суда Российской Федерации об отмене Постановления от 4
декабря 2002 г. было принято лишь на основе жалоб подсудимых по
тому же делу, а не на основе его жалобы от 5 декабря 2002 г.
206. Европейский суд счел, прежде всего, что рассмотрение
кассационной жалобы более чем через два года после ее подачи,
очевидно, не соответствовало требованию "безотлагательности",
содержащемуся в пункте 4 статьи 5 Конвенции. Тем не менее не было
необходимости выяснять, была ли рассмотрена жалоба заявителя от 5
декабря 2002 г., так как Верховный суд Российской Федерации прямо
отказался принимать во внимание какие-либо доводы, касающиеся
материальных аспектов правомерности содержания заявителя под
стражей, или передавать этот вопрос на рассмотрение в нижестоящий
суд. Такой отказ, безусловно, нарушил право заявителя на
рассмотрение судом вопроса о правомерности заключения его под
стражу.
207. Европейский суд счел, что имело место нарушение пункта 4
статьи 5 Конвенции вследствие того, что жалобы заявителя на
Судебные решения от 18 ноября и 4 декабря 2002 г. не были
рассмотрены по существу.
3. Выводы
208. Европейский суд установил нарушение пункта 4 статьи 5
Конвенции вследствие:
- чрезмерной продолжительности процесса по жалобе заявителя на
Постановление областного суда от 28 апреля 2001 г.;
- того, что ходатайство заявителя об освобождении от 4 сентября
|
